Пандемия (СИ) - Страница 26

Троица двинулась на юг. Левченко еще долго оглядывался назад, рассматривая Московские ворота, пытаясь понять, действительно ли они могли служить порталом древним мистикам...

Широченный Московский проспект производил ужасающее впечатление. Мостовая была завалена барахлом- матрацы, кровати и раскладушки, разбитые телевизоры, мониторы, детские игрушки, ржавые машины, стоявшие на боку, даже поставленные напопа, разодранные книги, засохшие фекалии... Неподалеку валялся выброшенный из окна платяной шкаф. Но больше всего было ржавеющих машин. Горы металлолома возвышались кое-где вровень с третьим этажом. Питерские пробки никуда не делись, автомобили до сих пор запружали трассы города. И конечно, иссохшие мумии людей и животных - они лежали на каждом шагу.

Огромные граффити были намалеваны прямо на стенах домов - наскальной живописи в Питере было великое множество - трудно было встретить дом, лишенный надписей или картин. В основном, рисовали фигурки людей - грустных, плачущих, задумчивых, идущих в никуда группами, даже заглядывающих в окна, и ни одного смеющегося лица. Некоторые оставляли о себе посмертную память на стенах родного дома - короткие фразы, надолго пережившие авторов - имя, в какой жил квартире, когда увезли в госпиталь, или ушел сам из дома...

Природа брала свое- освободившись, наконец, от гнета человека, она отвоевывала назад территорию, захваченную людьми. Сквозь трещины в асфальте повсюду пробивалась трава и одуванчики; тротуары между домами зарастали кустарником, становясь непроходимыми; кое-где в разломах стен домов проглядывали небольшие деревца. Городские дворы превращались в неухоженные парки, а парковые аллеи - в перелески. Еще десять - пятнадцать лет, и будет казаться, что Питер - это город в глухом лесу.

Разведчики медленно шли, стараясь ступать как можно тише, оглядывали опустелые дома. Из окон, словно внутренности из распоротого живота, свисало драное постельное белье, одежда, тряпье, веревки. Окна, пустые и бездонные, манили своим таинственным молчанием и сумраком внутри. Особенно притягивали окна с выбитыми стеклами. За ними открывалась бездонная пропасть, дразнящая своей притягательной колдовской силой... Подъездные двери хлопали под порывами ветра, словно дома показывали черные гниющие языки.

Тусклое июньское солнце то показывалось меж тяжелых туч, то вновь пряталось за ними, словно играя в прятки само с собой. Питерская погода в последние годы отчего-то окончательно испортилась. Зимы стали какие-то затяжные, безнадежно-тоскливые, а лето было хмурое, дождливое. Природа несла свой траур...

Щербак, беспрестанно оглядываясь назад и на окна домов, трусил позади остальных, затем тяга к общению как и ожидалось, взяла в нем верх, и он догнал остальных.

-Мужики, я слышал, за Уралом колония наших живет. Тысяч пятьдесят человек, где-то в горах. Правда али брешут люди?

-Брешут. Вирус везде людей выкосил поголовно. Вот на орбите, там вполне возможно, что тысяч десять живет. И в Новинске, и еще в паре мест. Насчет лунной базы не знаю, что там сейчас творится, а узнать очень бы хотелось. Жив ли там еще кто-нибудь, интересно? За Уралом больше таких больших поселений не существует. - авторитетно заявил всезнающий Димка.

-Еще от знакомого парня с Петропавловки недавно слышал, что по нашим северным землям Ховала бродит. Давно его не было. Это уже примета такая- раз Ховала объявился, значит, мор по земле идет. - добавил Щербак, поправляя на ходу карабин на плече.

-Что еще за Ховала? - спросил Антон, полуобернувшись. Что-то знакомое почудилось ему в этом чудном имени...

-Существо такое. Вокруг головы двенадцать глаз, словно бы на обруче невидимом. Идет по земле, пламя испускает. Везде от его поступи пожары начинаются. Глаза его все время прикрыты, потому что если откроет он разом все глаза и глянет вокруг, скалы задрожат и в пыль рассыпятся разом, а свет от него идет такой, что даже в ночи ярко-ярко все вокруг освещает.

Антон кивнул. Теперь он вспомнил.

-Да, слышали мы на острове такое. Люди говорили, бродит по лесам не то дух, не то колдун злой, сжигает все вокруг. А кто-то говорит, что пламя он только ночью извергает, а днем глаза источают мрак. И куда эти темные лучи падут, сразу невидимым все становится. Только не видел его никто...

Левченко оживился. Его и самого захватывали рассказы о демонических силах и волшебных существах. Хотелось ему верить, что эти силы существуют, и не только злые, враждебные человеку, но и заступники.

-Сказки это все. Нашел чему верить! - хмыкнул Дима.

Щербак обиделся, начал горячиться и настаивать. Мифология была его коньком, и просто так позиции он никогда не сдавал.

-Да не знаешь ты ничего, Дима! Ховала реален. Эту тварь даже шатуны боятся. Он же взглядом убивает, на расстоянии. Кладет без разбору и людей, и шатунов, и отморозков, что в лесах засели. Всех, кого встретит. Кого убивает, кого сжигает. Целые кварталы в городах палит.

-На Петропавловке много чего брешут.. Брехали... - мрачно поправился Димка. - Это уже народный фольклор пошел у них там. Сказки Нового Времени.

-Вовсе это не сказки! - снова запетушился Щербак. - Парень один говорил, что сам видел...

-Как же он живой остался, если видел? Ховала бы его спалил сразу. - встрял Антон.

-Да ну вас, в самом деле. Не дай Бог, сами встретитесь с ним в лесу, попомните мое слово. Вслух о нем говорить нельзя, примета плохая. Ховала даже мысли слышит...

Щербак вздрогнул, боязливо умолк, вдруг разительно напомнив Антону суеверную старушку, трусовато оглянулся по сторонам. По обе стороны тянулся пустынный, выхолощенный проспект, заваленный мусором, гниющими и ржавеющими останками.